В творческий союз Домогарова и Слуцкого кто-то не верил. Казалось, что может объединить известного актера театра и кино и популярного в шансоне композитора и певца? Объединяющим фактором стала любовь к хорошей песне. Сегодня Игорь Слуцкий пишет для Александра Домогарова альбом, и впервые в своей творческой истории они дают совместное интервью.

– Александр, а что повлияло, почему решили запеть? Жанр малобюджетный, артистов шансона по телевизору почти не показывают…

Домогаров: Ну, вот вы сами и ответили: малобюджетный. Большой бюджет не потянули бы. Пришлось в малобюджетный податься. А если серьезно, то, знаете, есть одно очень точное определение шансона – песни взрослых людей. Чтобы петь эти песни, нужно многое пережить. Я знаю, что есть противники у этого жанра…

– Сегодня все меньше становится.

Домогаров: Да, становится меньше, потому что сегодня в этом жанре все меньше звучит банальщины, иногда случаются и настоящие взрывы, которые попадают в тебя очень точно.

– Знаете, а я видела вас больше в рок-н-ролле.

Домогаров: Я задумаюсь.

Слуцкий: Да это же все рядом!

– Игорь, ну и как ощущения? Как работается с популярным артистом?

Слуцкий: Ощущения самые лучшие, все движется потихоньку. Сегодня я занимаюсь песнями только для Александра Домогарова. Еще несколько песен, и, думаю, что скоро альбом будет готов.

– Что вас объединяет? На первый взгляд, вы совершенно разные люди.

Слуцкий.: Почему? Мы во многом похожи, Он любит Марка Бернеса, и я люблю. Александру всегда нравилось творчество Михаила Круга, а я писал в свое время Мише. И еще мы раки оба. По гороскопу.

– Знак довольно депрессивный, но очень интересный

Домогаров: Как говорит Светлана Дружинина, рак он такой…, у него клешни сильные, панцирь крепкий, он пятится, старается клешнями цапнуть, а под панцирем у него нежное-нежное мясо, вкусное. Но клешни сильные.

Слуцкий: Причем в одно и то же время, два года назад, у нас «клешни» пострадали. Я делал операцию на одну и ту же руку два раза, и Саша делал. Теперь ходим оба с железяками. Терминаторы!

– Александр, а вы в шансоне, по всей видимости, лирический герой?

Домогаров: Да, я вообще такой… медляк. У меня по жизни медляк. Хотя Игорь меня и пытается раскрутить на драйв. А мне нравится что-то грустное, задушевное.

– Вы были бы неподражаемы, исполнив хороший блатнячок.

Слуцкий: Все может быть.

Домогаров: Скоро спою в кино. Шансон начала века, настоящий. Это будет экранизация пьесы Горького под названием «Старик». И вот там мой персонаж вместе со стариком будут петь старые-старые блатные песни.

– Это первая попытка музыкально оформить фильм?

Домогаров: Нет, почему? В фильме «Марш Турецкого» я пел. В фильме «Я – кукла» - два романса. В «Сатисфакции» два романса было.

– Игорь, кстати, каким бы вы написали этот марш Турецкого?

Слуцкий: Там и так все красиво, есть хорошая песня Корнелюка.

Домогаров: Ты путаешь с «Бандитским Петербургом»! Але! (смеется)

Слуцкий: А я не видел «Марш». А вот «Бандитский Петербург» смотрю.

Домогаров: Так ты интересуешься моим творчеством? Понятно! Я твоим тоже не буду интересоваться!

– Давайте поговорим о ваших музыкальных авторитетах. Что повлияло на формирование ваших музыкальных вкусов, Александр?

Домогаров: У меня есть авторитеты по фамилии Моцарт и Бетховен. Я окончил музыкальную школу по классу фортепиано, так что музыкальные вкусы были сформированы уже тогда. И сегодня я не могу смотреть телевизор…

Слуцкий: Мои авторитеты в современном шансоне те, кто твердо стоит на своих позициях. Это, естественно, и Шуфутинский, и Новиков, и Вили Токарев. Что касается молодых – Трофим, Гриша Лепс. Но Гриша не шансонный, он больше драматический, рок-н-ролльный.

Домогаров: Он серьезный певец и серьезный человек. Я был на двух концертах и видел, как он работает. Это очень хороший замес рок-н-ролла с шансоном. На меня произвел огромное впечатление клип, который он снял со Спиваковым, с «Виртуозами Москвы».

– А кого в женском шансоне выделяете?

Слуцкий: Любу Успенскую. И пока нет выше, она – королева.

Домогаров: Да, она королева.

– Хотелось бы задать вам один вопрос, который в наше нелегкое время мужчинам задавать опасно. Александр, как жертва прессы, меня, наверняка, поймет…

Домогаров: Я, кстати говоря, с понедельника подаю в суд на кое-какие «прессы». Надоело терпеть всю эту байду

– Так вот, когда Высоцкому задали этот вопрос, он ответил: «Марлон Брандо». Кто является для вас настоящим мужским идеалом?

Домогаров: В моем доме висят три портрета. Первый портрет очень большой. Это черно-белая фотография западного артиста. Сейчас ему шестьдесят с лишним лет. Это… общество анонимных алкоголиков, обгрызанные ногти, огромные мешки под глазами, тухлый, но очень пронзительный взгляд. Это мой идеал. На втором портрете великий придумщик, все роли которого удивительно сплетены. И еще один портрет совершенно мимикрийного артиста… Назову. Огромный портрет – Аль Пачино, второй – Дастина Хофмана и третий – Де Ниро.

Слуцкий: А для меня Высоцкий всегда был идеалом человека, артиста, певца, творца.

– Александр, как вы думаете, надо ли так «рвать» себя, как делал это Владимир Семенович?

Домогаров: А по-другому для него было невозможно. Всегда есть выбор. Либо жить спокойно, умереть в восемьдесят лет и сказать, что прожил правильную, равномерную жизнь, либо сорваться в пятьдесят и сказать: «А вот так вот!» Мне ближе «А вот так вот».

– Не передумаете?

Домогаров: Нет, не передумаю. Может, передумаю, когда пятьдесят-шестьдесят стукнет. Если доживу. А сейчас передумывать не надо – зачем? Так живется. Дай Бог, жил бы сейчас Владимир Семенович. Может быть, прошел тот период разрыва аорты. Но судьба была решена. И я не вижу смысла в этом. Потому что… нельзя выходить на сцену с холодным носом. Перед тобой тысяча двести. Зрители голосуют ногами, они уходят, они не хотят смотреть то, что им не интересно, их не трогает. Поэтому ты должен их заставить слушать, понимать, досидеть до конца и замолчать в конце, чтобы он и поняли, зачем и к чему пришли. Тогда миссия выполнена. Но если я буду это делать с холодным носом, то никто ничего не будет смотреть и слушать. Вот почему мы так долго с Игорем записываем альбом. Потому что хочется туда…, в душу залезть и в сердце посмотреть.

– Говорят, что творчеству очень хорошо способствует депрессия. Это ваш случай?

Домогаров: Да нет, это не мой случай. Хотя я мгновенно впадаю в депрессию, мне много не надо: на раз, два, три.

Слуцкий: Я вспоминаю свою жизнь: тех мгновений, когда все хорошо, было очень мало. Всегда я в каких-то жизненных переделках. И могу сказать, что все мои лучшие песни – «Калина красная», «Приходите в мой дом» - были написаны в депрессивном состоянии.

– А я думала, что вы очень веселый человек, Игорь.

Слуцкий: Я? Это так кажется. На самом деле я смурной… Очень смурной.

– Ваши способы борьбы с этим состоянием.

Домогаров: Работа, только работа. Работа отвлекает и получается результат.

– А клин клином?

Домогаров: Депрессию депрессией? Это сильно было бы.

– Нет, я не это имею ввиду. Хотя это тоже идея: разрушить себя до основания, чтобы потом из пепла возродиться, как птица Феникс. Если причиной депрессии является неудачная любовь, можно просто найти другую?

Домогаров: Нет, надо уходить в работу. А любовь тебя сама найдет.

– Можно еще обратиться к специалистам.

Домогаров: Знаете, я побывал тут у одного психоаналитика, и он сказал мне: «Неизвестно, кому надо быть психоаналитиком, тебе или мне». Мы сами себе психоаналитики и психиатры.

Слуцкий: Да, и чем дольше живешь, тем больше становишься профессионалом в медицинской области.

– Александр, так на кого же в суд подаете?

Домогаров: Зачем же я рекламу буду делать этим газетам?

– И много мифов сочиняют? Если в процентах?

Домогаров: 95% - это мифы. Мы эти мифы и развенчаем. Одно дело я и еще несколько человек уже выиграли. Теперь стоит задача другая: просто прикрыть это издание к чертовой матери.

– Я надеюсь, это вас развеселит?

Домогаров: Меня это утешит

– Какое у нас депрессивное интервью получилось!

Слуцкий: Да у нас все клево! А будет еще лучше. Уже записаны настоящие хиты. А главные хиты еще впереди.