"На передачу "Ночной полет" в прямом эфире программы "Времечко", где гостем был Александр Домогаров, я наткнулась случайно, но досмотрела ее до конца, зная, что и мне придется быть на месте человека, задающего ему вопросы. Александр выглядел сосредоточенным и был немногословен. Казалось, чего-то ждал. Но вопросы, которые задавали в основном телезрительницы, были похожи один на другой и сводились к нескольким вещам: легко ли быть секс-символом, кто он по знаку Зодиака и какова его личная жизнь. Предсказать ответы было легко: секс-символы к тому, что они секс-символы, относятся неоднозначно, а о личной жизни предпочитают молчать. Единственное, что я не смогла бы вычислить, выключив звук у телевизора, что наш герой по Зодиаку Рак. Понять же что-либо более существенное про человека, сидящего перед камерой, оказалось невозможно.

О СЕБЕ

Мы, Раки, нежные, тихие, спокойные, скромные. Все в панцирь норовим заползти.

- Чего же вы ждали от прямого эфира?

- Не знаю. Прямых и глубоких вопросов, может быть. Хотелось быть умным, показаться на народе. Не дали. Да и что можно сказать, когда начинается: "Вы такой, вы такой!"

- Вас задевает поверхностная оценка и преувеличенное внимание к вашей внешности?

- Мне нравится сниматься в романтических и костюмных сериалах, и роли героев-любовников устраивают, но я всегда пытался и пытаюсь доказать, что могу играть и что-то другое. А что касается внешности, то она часто мешала мне получить замечательные роли. Когда я пробовался на главного героя в фильме "Валентин и Валентина" режиссера Натансона, меня не взяли, мотивируя отказ тем, что "ну не может быть у простой проводницы такого сына". А роль-то была завидная. И так не один раз. Сейчас, к счастью, ситуация меняется: в "Сирано де Бержераке" мне предложили роль Сирано, о которой я всегда мечтал, а не красавчика Кристиана.

- Вполне романтический герой!

- Сирано далеко не романтик, он жесток. Из-за его комплексов фактически погибли три человека, в том числе он сам. Но в этой роли есть о чем говорить. Есть боль и трагедия личности, как и в Нижинском. То, что хочется играть.

- Нижинский - не странная ли роль для секс-символа?

- Великолепная для актера. А пикантная сторона вопроса меня менее всего волновала. Конечно, первая волна зрителей была определенного толка, но потом она схлынула, и на спектакль стали ходить совсем другие люди.

- А сам вы человек большого морального допуска по жизни?

- Нет. Нет.

- Один сериал, другой, каждый день на экране телевизора - это не слишком?

- У меня же обязательства, во столько проектов ввязался. Понимаю, что надо выбирать, но понимаю также, что все это может враз кончиться. Устаю, некогда читать книги, некогда остановиться и подумать, но пока что все, связанное с работой, меня устраивает. На людях могу говорить, что я устал, надо передохнуть, надоело, но отбери у меня работу, и я буду рыбой на берегу.

- Сколько вам нужно времени, чтобы восстановиться?

- Три-четыре дня, неделю, потом начну нервничать. Я был в Австралии и выжил лишь потому, что из двух недель отдыха шесть дней было рабочих. Только так и могу отдыхать, совмещая с работой.

- Вы так это сказали, что можно подумать, будто вы вообще не любите путешествовать.

- Почему же, люблю. Но только когда есть работа и любовь, в противном случае я страну не увижу. Я не из тех, кого могут развеять странствия.

- А уезжаете легко?

- Тяжело.

- А если уезжают от вас?

- Могу ждать на пороге дома, как собака.

- А что для вас есть дом?

- Я очень много вкладываю в это слово. Мое гнездо, берлога, крепость. В нем мне должно быть абсолютно комфортно по возможности, конечно. И психически, и физически. И он должен быть красивым.

- Что вы вкладываете в понятие красоты?

- Не задумывался над этим. У меня восприятие красоты на уровне инстинкта, интуиции. В Америке я как-то увидел в магазине стеклянный раздвижной стол немыслимой конструкции и понял: это моя вещь, она отвечает моим представлениям о красоте и целесообразности. Мне его так захотелось! Но не привез, слишком дорого было по тем временам.

- В "строительстве" дома вы принимаете участие?

Все, что сделано в нашей квартире, практически выдумано и осуществлено мной. Кстати, однажды я строил дом в прямом, а не переносном смысле. Три года назад ко мне на дачу зашел сосед, увидел старый дровяной сарайчик и сказал: "Саня, а на фига тебе этот сарайчик? Давай его сломаем!" И сломали. Не знаю, зачем мы это сделали: по двору как Мамай прошел. Потом он опять приходит и говорит: "Сань, а чего ты ничего не строишь? Может, дом соорудим?" Мы с ним ставим шесть столбов, делаем обвязку брусом, но тут он выходит из игры и уезжает в Москву заниматься собой. Клянусь, я достроил этот дом сам! Никогда не занимался этим раньше, но доказал себе, что могу и это.

- Вы из тех, с кем вечно что-нибудь случается?

- Епиходов что ли?

- Нет, я не это имею в виду, а истории, случаи, приключения.

- Тогда да. Постоянно попадаю в разные истории. Хотя каждый раз в голову приходит мысль, что мальчику уже достаточно лет и пора думать, во что ты влезаешь. Но не помогает.

- Расскажите любую историю, навскидку.

- Но это длинная история. Болгария, несколько лет назад, конец гастролей Театра им. Моссовета. После спектакля к нам подходит актриса того театра, где мы играли, и приглашает всех на банкет, который обеспечивает ее замечательный спонсор. Она, мол, понимает, что завтра у нас еще два спектакля, но надеется на наше согласие и пришлет за нами дочь на машине. Из самых добрых побуждений: хорошая актриса, пришла на спектакль, долго плакала, сопереживала мы с Андрюшей Ильиным решили: а что, давай поедем! У подъезда нас ждали два черных мерседеса с дочерью и несколькими обритыми лбами, не вызывающими доверия. Но поворачивать уже не было возможности. Привезли в ресторан, знакомят с группой людей: депутат такой-то и такой-то, главный редактор такой газеты и такой. А во главе черный человек в очках, спонсор, который, судя по его разговору, где только ни сидел. Сидим и мы, деваться некуда. Время два часа. Начинаем собираться спонсор говорит: "Сидите!" Время четыре, пять мы уже на "ты" и начинаем пить, потому что понимаем, что попали в ситуацию неприятную и, чтобы убить в себе страх, надо как-то взбодриться. Потом опять просимся: "Отпусти". Он: "Андрюху отпускаю, а ты сиди". Андрея увозят и через полчаса кладут передо мной ключи от нашего номера. Спрашиваю: "А где Андрюха?" А убили его, говорят. Шутки у них такие. Время девять, первый спектакль у нас в половине второго дня. Говорю: "Вы как хотите, а мне ехать надо". На что он отвечает: "Ты еще не понял? Пока я не захотел, тебя ни одна машина не повезет". В общем, сидим мы с этим крестным папой Болгарии, а время одиннадцать. Потом он говорит: "Хочешь ехать едем". Спектакль через два часа, а мы на двух машинах с бешеной скоростью едем неизвестно куда. Я без документов, в машине у бандитов, под срывом международные гастроли. Вдруг на выезде из Софии патруль с автоматами, приказывает нам тормозить. Авторитет кричит: "Гони!" Мы рвем в сторону, и все, кто в машине, начинают доставать оружие. Я думаю: ну, все, сейчас еще отстреливаться будем. А впереди дорога уже перегорожена. Правду рассказываю, клянусь! Одна машина уходит в сторону, а мы влетаем в какой-то лесок и останавливаемся. Мне говорят: "Выходи" вытаскивают что-то из багажника, разворачиваются и уезжают. Подходит водила и говорит: "Пошли". У меня одна мысль: надо идти рядом, есть шанс ощутить смертельное движение. Маму вспомнил, брата. Вдруг он говорит: "Если тебя остановит полиция, скажи, что смотрел памятник Тодору Живкову" и отпустил. Когда я добрался до своих, была половина первого, меня уже все похоронили. Как я тогда играл спектакль, не помню.

- Однажды мы снимали сцену, где машина по сценарию улетает в кювет, дверца открывается, и из нее выходит герой. С каскадерами снять не выходило, потому что хотели все сделать одним куском и при приближении камеры: в кадре должно было быть видно, как снимался шлем, отстегивались ремни... Я вызвался сделать все сам. Каскадер, садясь рядом со мной и надевая шлем, сказал: "Ну, дай Бог выжить". А у меня адреналин уже к подбородку подступал. И это было страшно. Правда, страшно. Ощущение риска особенно остро, когда ты не понимаешь, зачем это делаешь. И вот не знаю, положительная это черта или нет, но когда группа подходит после того, как ты это сделал и смотрит на тебя ТАКИМИ ГЛАЗАМИ... это кайф! А еще ты доказал сам себе: могу. Я никогда не пробовал себя в качестве гонщика, но мне кажется, что у меня получилось бы. В детстве я хотел быть гонщиком по вертикальной стене.

- Вы согласились бы участвовать в гонках?

-Очень хочу, в тайне жду приглашения. Дайте мне машину и хоть по вертикали!

- Что-то в этом есть подростковое...

- Да, инфантилизм присутствует. Хочется верить во что-то хорошее совсем по-детски.

- У вас много друзей?

- Практически нет. Может быть, приятели.

- А есть люди, с кем бы хотелось дружить и общаться?

- Есть. Очень правильно сформулировано: хотелось бы.

- Почему в сослагательном наклонении?

- Для этого надо сделать шаг, но мешает гордость в смеси со стеснительностью. Не хочется навязываться.

- Но ведь так можно многое потерять.

- Согласен. Но вот в чем парадокс: когда с тобой ищут дружбы, ты к этому не готов, а когда перестают искать (такой период наступает обязательно!), но становятся тебе нужны вот тогда возникают проблемы. Не уверен, что сейчас у меня найдутся друзья, которые потребуются, когда мне будет плохо или хорошо. Что, кстати, не так давно подтвердилось.

- А что случилось?

- Это можно назвать кризисом среднего возраста. Я раньше не верил, что такое возможно. А в тридцать семь меня накрыло. Сейчас могу говорить об этом, но не уверен, что выжил окончательно, жду второй волны. Честно скажу: боюсь. Депрессия это больно и страшно. Правда страшно, оттого что не знаешь, как с этим быть. Я болел четыре месяца. Психофизическое состояние было на нуле, долго лежал в больнице. И из всей моей записной книжки, очень толстой, нашлись всего три человека, которые пришли ко мне в больницу, причем те, о ком я и подумать не мог. Всего три! Вот их я мог бы назвать друзьями. А те люди, на которых я делал ставку, думал, что нужен им, что-то значу для них, не нашли на меня времени. Не исключаю варианта, что сам во многом виноват, но людям теперь верю не до конца. Теперь, когда мне что-то обещают и в чем-то клянутся, я говорю "да", а сам думаю: посмотрим-посмотрим. Не могу сказать, что я глубоко верующий человек, в храм хожу редко, но в те четыре черных месяца даже пошел на исповедь.

- Вам это легко далось?

- Я плакал. Не думаю, что смогу когда-нибудь это повторить. Знаете, почему я недавно отказался от роли, о которой так мечтал, от Дориана Грея? Я уже никогда не смогу сыграть ничего молодого и светлого. Вернее, сыграть смогу, а прожить нет.

- А как же любовь?

- Ее тогда не было. Все сошлось одно к одному. Когда я люблю я живу, работаю, у меня все в порядке. Если я любим и нужен ей, именно я, то могу горы свернуть. Как только этого нет, я пустое место. Характер! Можете назвать его романтическим, мелодраматическим, как угодно. Я или парю, или еле таскаю ноги. Наполовину у меня не бывает.