Девочки у служебного подъезда, дикое количество сплетен в желтой прессе, сериалы – все признаки настоящей популярности у Александра Домогарова есть. Он на самом деле очень известен, и его имя на афише действительно делает кассу театру и собирает залы. Только говорить ему об этом скучно. О «Маскараде», к работе над которым он приступает в Театре им.Моссовета с режиссером Павлом Хомским, ему интереснее.

- Мы пробуем, репетируем. Мы в самом-самом начале работы. Я с этой пьесой вообще не расстаюсь, еще начиная со времен Театра Советской Армии, где играл Звездича. Другое дело, что сейчас – совсем другая роль. Арбенин – такая фигура одиозная, что к ней надо быть готовым. Подготовиться. И я себе поставил так, что эта роль должна стать этапной для меня, должна перевести меня на другой уровень. Это будет определенная черта в моей актерской биографии.

- Вы верите в актерские предрассудки, что «Маскарад», например, опасная пьеса, что-то всегда случается с теми, кто за нее берется…

- У меня был «Макбет» - самая, наверное, в этом смысле опасная пьеса, которой все актеры боятся, но я как-то проскочил, хотя….нет. Случилось. Какие-то странные вещи стали твориться, уже после выпуска. Но – ничего серьезного, ни болезней, ни смертей. А «Маскарад» - не боюсь. Это все-таки не «Пиковая дама».

- Вы много видели спектаклей по «Маскараду»?

- Немного. Я человек впечатлительный, меня сильная работа чужая может даже не сбить… но что-то на подкорке остается, особенно если понравилось, и волей-неволей будешь пытаться что-то повторить. Это остается внутри. Поэтому лучше ничего не смотреть, когда работаешь над ролью. Недавно смотрел «Шейлока» с Аль Пачино по телевизору и думал: «Ну как после этого мне было бы репетировать, после Аль Пачино?» Если бы сейчас в работе эта пьеса была – все! Хана!

- Арбенин – более чем неоднозначный персонаж, очень много вопросов возникает, когда думаешь о нем. В чем его логика, почему он именно так себя ведет, Вы уже нашли ответы?

- Я бы начал с другого вопроса: что происходило в душе у 21-летнего Лермонтова, что он такую пьесу написал? Давайте от этого отталкиваться, и, может быть, здесь будем искать ответ на все вопросы. Потому что Арбенин – это же производное от человека, которому был всего 21 год, и который написал пьесу-загадку: уже почти два века все ломают над ней голову. Я хочу показать то, что написано, я хочу прочесть стихи так, как они написаны, я хочу понять ту мысль, которая заложена, произвести на зрителя то впечатление, которое на меня производит пьеса. Я хочу, чтобы зрители поняли, что может чувствовать человек, который находится в состоянии Арбенина, и что это за состояние, как он вообще живет, что для него Нина, что для него карты, и, в принципе, жизнь и смерть. Учитывая, что «Маскарад» - это визитная карточка Театра им.Моссовета – тот, легендарный спектакль с Мордвиновым долго шел, - наша ответственность в этой работе невероятна. А уж если она, как мы планируем, выйдет к 85-летию театра, это будет определенный этап для театра, а для меня это будет экзамен, который я довольно давно не сдавал.

- Да, ведь последняя Ваша премьера в Театре Моссовета – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» - вышла в 2005 году. Для театрального актера промежуток между премьерами в два года – довольно большой. С чем это связано?

- А «Сирано де Бержерак» у меня вышел в 2001 году. Понимаете, можно каждый год штамповать премьеры. Толку никакого. А можно выпускать раз в три года, что я, в принципе, пытаюсь делать, - потому что должно быть, что сказать со сцены. После «Сирано», когда меня спрашивали: «Ну что дальше?», я честно отвечал: «Не знаю. После «Сирано» - не знаю. Все, что я хотел – сказал в этой роли». Я себя в тот момент реализовал полностью. Сыграл комедию, трагедию, драму, мелодраму – все в одной пьесе, в «Сирано». А со странной историей у нас занятно произошло: я предложил Павлу Хомскому «Тень» Шварца, а он уехал к дочке и привез «Странную историю…». То есть все равно о том, о чем мне думалось – о раздвоении, о втором «я», и почему оно возникает. О том, почему черное, почему белое, и что сильнее… О том, что мы давим и что – выпускаем. И все вопросы, которые меня мучили в то время, мы поставили. Не знаю, ответили ли на них. Я для себя – ответил. Для меня это главное.

- Если смотреть на Вашу актерскую судьбу, кажется, что все очень хорошо складывается. Когда Вы вспоминаете себя в институте, то, о чем тогда мечтали, - осуществляется?

- Да, наверное. Хотя сейчас я хочу больше. Всего же всегда становится мало. Если не поднимать себе все время планку – ничего дальше не будет. Нельзя говорить: «Я сделал то, я сделал это…» - и успокаиваться на этом.

- Какие роли надо себе подбирать, чтобы не останавливаться?

- Такие, чтобы в данный момент на данном материале тебе, с твоим человеческим опытом было, что сказать, вложить в эти буквы. Ведь происходит некое накопление моего жизненного опыта – я не говорю, что он правильный, что это истина в высшей инстанции, что это единственно верное знание , но я – на сегодняшней моей жизненной дистанции, так ощущаю – и себя, и мир. Я думаю, что понимаю что-то, что могу вам сегодня показать, растревожить что-то у вас внутри. Ведь на «Сирано» плачут, значит, куда-то вглубь я попадаю, если они молчат и слушают стихи. Чего-то же это стоит, ведь 70 процентов людей приходят в театральный зал, чтобы увидеть лицо из телевизора. У меня была масса случаев, когда я слышал из зала выкрики с названиями моих киноролей. И не то что у меня страх есть перед этим, но 50 на 50 – негатива и позитива, и этот негатив надо убить, другого слова не подберу. Его надо выбить. Я должен победить и заставить их слушать Ростана, а не смотреть на «живого Домогарова». Я же один выхожу против тысячи, а у них у каждого своя энергетика, и каждый на тебя смотрит с определенным настроем. Каждый! И далеко не все – с позитивом. А я очень ощущаю негатив. Физически ощущаю. И пока он меня не сгибает, а прибавляет сил, я начинаю драться. Это же по-любому драка. Я же каждого если не переубедить должен, то заставить себя слушать. И получается!