В кино Домогаров снимается гораздо чаще, чем дает интервью. «Обо мне судите по моим работам, а личная жизнь – тема закрытая»,– предупреждает актер журналистов. И только для «Viva!» был переброшен мостик к неприступной крепости, которую Александр Юрьевич воздвиг вокруг себя и своих близких людей.

– Вы совсем не любите журналистов?

- Мы требуем этики от юристов, врачей... А для пишущей братии, получается, ее не существует? Один известный журналист делает гадости и заявлет: «Это мой профессиональный подвиг». А недавно ко мне обратились ребята из нового журнала. С порога пообещали: «Мы честные». Предложили деньги за откровенное интервью. Я отказал. После этого тон изменился, пошли угрозы : «Нам твой приятель всё расскажет. Подумай, чувак».

– Сегодня трудно оставаться приличным человеком, поэтому их становится всё меньше.

- В свои 43 года я имею точное представление о людях. Согласен, приличных людей действительно меньше. С годами убеждаешься в этом, ожесточаешься, меняешься. Вот вам и кризис среднего возраста.

– У возраста есть и преимущества – опыт, например. Вам сегодня легче живется?

- Сложнее. В 25 лет я не раздумывал, просто бежал вперед. А сегодня стал осторожнее, просчитываю, где могу обжечься, упасть...

– За одного битого двух небитых дают.

- Думаю, обо мне еще рано такое говорить.

– Вы убедительно воплощаете на экране образы рыцарей без страха и упрека, со шпагой, на лихом коне. Кроме того, вы потомок древнего княжеского рода. Нет ли ощущения, что нынешняя эпоха – не ваша?

- Как она может быть не моя, если я живу сейчас? Не стоит идеализировать прошлое. Очутились бы вы в эпохе Возрождения, столкнулись с полным отсутствием горячей воды, тряслись бы в экипаже неделями, в грязи... И что? Сразу бы попросили такси, самолет «ТУ-154», желательно бизнес-класс, VIP-зал! Люблю слово «комфорт». У меня дома очень много техники, люблю нажимать на кнопки, чтобы всё работало.

– Между комфортом и красотой можно поставить знак равенства?

- Что вы имеете в виду?

– Скажем, большинству мужчин некомфортно рядом с красивыми женщинами. Больше требований, обязательств...

-Я далек от принятых стандартов. Если женщина моя, значит, она красивая. Моей красотой, а не в общем понимании. Я не имею в виду «топность»: цвет волос, размер груди, длину ног... Помню, мой учитель говорил: «Вот, вы спускаетесь в метро. Навстречу по эскалатору – две девушки. Одна красивая, а другая – Алиса Фрейндлих. На кого обратите внимание?» Есть ответ? У меня тоже.

– А если приятель, увидев вашу спутницу, скажет: «Мог бы и получше кого-то найти»...

-Отвечу: «Это не твое свинячье дело!» Что же касается обязательств, я их никогда не боялся.

– Мужчина много должен в жизни? Больше, чем женщина?

-Вы так боролись за эмансипацию...

– Я не участвовала!

-Мужчина должен больше (улыбается). На том просто основании, что он мужчина. Я могу советоваться, просить помощи, но в результате – я должен.

– Какие чувства вы испытываете, слыша о собственной красоте?

- Пропускаю мимо ушей. Сомнительные эпитеты. Как-то увидел заголовок статьи об одном 24-летнем артисте: «Новый сверхгерой». Меня передернуло, если бы обо мне такое написали, выпил бы стакан коньяка. Мне – 43 и я не «сверх». Иногда могу пошутить с близкими. Интересуюсь с грозной ноткой в голосе: «Вы не забыли, что я – секс-символ?» Я достаточно долго ездил на «жигулях» и чинил их самостоятельно. Как-то меня застала в гараже бывшая сокурсница. Она обомлела: «На кого ты похож, ты же секс-символ!»

– Совсем недавно вы предстали на публике со своим взрослым красивым сыном. Можно сейчас сказать, что вы всегда уделяли Саше достаточно внимания? Ведь многие звездные отцы со словами: «Пусть немного подрастет» откладывают общение на потом.

- Я иногда просматриваю старую видеозапись, где Сашке четыре годика. Это такие потрясающие эмоции! Была зима, я достраивал дачу, шел снег. С самого утра я покормил его и шух-шух-шух по сугробам – пошел работать. Возвращаюсь, уже стемнело. Спрашиваю: «Ты есть хочешь?» – «Не-а, лучше пойдем, – отвечает. – Я тебе помогать хочу!» Мы провели на стройке две недели. И прекрасно ладили. Он, такой мужичок-бурундучок, помогал мне. Я абсолютно спокойно кормил его, мыл, никакой беспомощности не ощущалось. Правда, потом приехала его мама и в ужасе воскликнула: «Саша! Ребенок весь перепачканный!» Что же удивительного? Мы строили! Конечно, сегодня общение с сыном происходит на другом уровне. Зову его: «Э, Санек, иди сюда!» Он таким баском откликается: «Че, папа?»

– Когда вами были открыты его творческие способности?

- С детства было понятно, что он – гуманитарий и никогда не тяготел к математике, физике. С другой стороны, это совершенно компьютерный мальчик, «нонешнее» поколение. Если Сашка забирается в мою «машину», ощущаю полнейшее бессилие. Звоню, возмущаюсь: «Что ты мне тут навтыкал? Как с этими программами работают?» Он успокаивает: «Приеду и все исправлю, папа». Для меня стала открытием наша совместная поездка в Киев на съемки фильма. Он тогда увлекся фотографией. Много пленок израсходовал. Когда я увидел результат, убедился, что мой сын – одаренный человек. Три-четыре снимка – это крепкие художественные работы. Представьте: открытая хлопушка – увядшмй цветок – полный бутон. Всё это на размытом плане.

– Именно Сашино поколение, родившееся во времена перемен, принято называть «потерянным».

- Абсолютно с этим не согласен. Просто век такой сумасшедший. Мне рассказывали, что где-то на Афоне была лампада, которая горела год. Сейчас она горит полгода. Мы находимся в состоянии сумасшедшего движения. Когда Сашка оканчивал школу, я зашел к нему на занятия и поразился. Многие мальчики и девочки в одиннадцатом классе уже поступили в вузы! Сдали экзамены и в школе только доучивались. Я в свое время долго выбирал. Сначала, по примеру старшего брата, подался на подготовительные курсы в МАДИ (Московский Автодорожный институт – прим. автора). Потом бросил и пошел в театральный. А здесь – все четко и целенаправленно.

– Кому интереснее – вам или им?

- Два разных века.

– Саша выходил на сцену маленьким?

– В театральных постановках сын никогда задействован не был. Но ему известно, что самое интересное происходит за кулисами. Он побегал за мной во время спектаклей и многое понял. Увидел настоящую жизнь. Когда всего на пару минут ты вылетаешь, меняешь костюм, шляпу, парик, заплетаешь хвост или расплетаешь его и тут же, как ни в чем не бывало, возвращаешься на сцену. А зритель при этом не должен понять, что ты бежал, запыхался... Это и есть самая настоящая театральная жизнь.

– Фамильные «домогаровские» черты в сыне уже просматриваются?

- Да, я часто узнаю в нем собственные черты.

– Открытость, наивность?

- Спасибо за комплимент.

– Сами признались, что в 25 лет бежали вперед, не раздумывая...

- Да, есть такая юношеская позиция. Но это его жизнь. Естественно, я буду стараться защитить сына. По-умному. Можно ведь так «защитить», что человек вообще не научится жить самостоятельно.

– Поступление в театральное училище без вашего ведома – самостоятельный шаг. Он делал тайну из того, куда идет учиться?

- Пытался. На отборочные туры можно идти под другой фамилией. Но посколку связей много – мне доложили. Он действительно шел на сопротивление. А главное, выбрал мою альма-матер – Театральное училище им. Щепкина. Когда всё раскрылось, я просто позвонил и поздравил. В самом деле, пусть поймет актерство хотя бы на уровне школы. Но предупредил: «Ты будешь нести ответственность за нас обоих. Неизвестно, за кого больше». Там еще остались старики, которые помнят мое студенчество, мне двойки ставили...

– ...и которые наверняка скажут: «А папа в этой ситуации поступил бы иначе!»

- Хуже, если Саша услышит: «А твой папа поступил бы правильно!» Ему уже говорят: «Мы вас, детей «Щепки», поприжмем!» Но, к счастью, он относится ко всему спокойно.

– Если в какой-то момент вам станет стыдно за то, что сын делает на сцене, скажете ему?

- Скажу. Я достаточно резок в суждениях и оценках. Могу быть корректным с чужими людьми, а с близкими не хочу. Меня не гладили по голове, и я не буду. При этом всегда оговариваюсь: бываю неправ, я – не последняя инстанция.

– В картине «Волкодав» вы сыграли роль Людоеда. Не боитесь растерять поклонниц, влюбленных в романтичного Домогарова?

- Не боюсь. На моему счету достаточно отрицательных ролей. Да и в фильме я не самый «выдающийся» злодей. Мы давно хотели поработать с режиссером этой картины Колей Лебедевым, и вот наконец он предложил мне на выбор две роли. Одна – без слов и в маске, другая – Людоед. И я выбрал первую! Но потом Коля решил, что говорящий Домогаров лучше безмолвного. Работа была колоссальная. Вокруг сотни участников массовки, колесницы, оружие. Хорошо поставлены драки на мечах, потрясающая пиротехника, спецэффекты...

– Я знаю, что в кино вы по-прежнему обходитесь без помощи каскадеров...

- Справляюсь пока. За исключением тех случаев, когда картина снимается в жесткие сроки, и я не имею права рисковать. Если испорчу лицо, а завтра съемка крупных планов – хана! Вся группа будет простаивать. Если же время позволяет и трюк мне под силу, делаю его сам. Помощь каскадеров принимаю только в виде подсказок: «Смотри, здесь может быть опасно. Просчитай такие-то варианты...»

– Последний трюк можете вспомнить?

- Такой серьезный? Это было в прошлом году в Черногории. На съемках фильма «Граф Монтенегро» мне надо было повиснуть над пропастью на страховочной веревке. Под ногами 120-130 метров провала. А я боюсь высоты. Поначалу было страшно даже смотреть вниз. Но потихоньку надел альпинистское снаряжение и на пару с инструктором полез. Тут понял, что спуститься-то я спущусь, а вот подняться сложновато будет. Руки дрожали от напряжения, я не был подготовлен физически. Конечно, это адреналин. Более безбашенным оказался только оператор. Ему натянули трос, и он снимал нас, проезжая над бездной в люльке. Зато на экране было видно – всё по-честному, это не картонные декорации.

– На театральной сцене вы сыграли Макбета, говорят, такая роль приносит несчастье.

- Проскочил как-то. Мистические моменты в моей жизни больше связаны со знаком зодиака.

– У вас достаточно спокойный знак.

- Рак – очень чувствительный знак.

– А как же панцирь?

- Панцирь имеется, но мясо все равно нежное.

– До него добраться еще надо.

- Этой уже другой вопрос. Раки всегда там, где очень чистая вода.

– А сачок чувствовали в жизни?

- Да, но, к счастью, меня так и не сварили. Клешни хорошие.