… До начала спектакля в Театре имени Моссовета осталось два часа, актеры еще не собрались, но им уже разносят костюмы. Сегодня здесь дают «Сирано де Бержерак» Ростана. Домогарову предстоит спрятать свою красоту за приклеенным длинным носом и стать чуть меньше ростом. Артист кажется утомленным. Оно и понятно: в последнее время он много работает: как ни включишь телевизор, там Домогаров: то «Марш Турецкого», то «Звезда эпохи», то «Женский роман».

- Александр, скажите, в детстве вам рассказывали о вашем деде, главнокомандующем Военно-морскими силами Временного правительства, который вывел Керенского из Зимнего дворца?

- Поначалу отец ни мне, ни брату ничего о нем не рассказывал. И на то, как вы понимаете, были причины… Узнал я о судьбе деда после похорон моей бабушки, жившей в Одессе, откуда мы привезли два чемодана документов. Я начал в них рыться, пришел к отцу, а он мне и говорит: «Если хочешь, расскажу…» И рассказал. Поначалу дед с Керенским скрывались в Маньчжурии, но он не захотел навсегда расставаться со своей семьей и вернулся в Россию. Потом с Белой армией отступал до Владивостока, где и был казнен большевиками. В школе нам внушали, что белые офицеры – враги народа, а я ощущал гордость за своего деда и хотел походить на него. Вот такая у меня была двойная жизнь.

- И тем не менее военным вы не стали…

- Но зато я теперь играю благородных милиционеров, так сказать, рыцарей без страха и упрека. Я понимаю, что они придуманы от начала до конца. Но они мне симпатичны, и как было бы здорово, если бы все были такие.

- Вы встречали таких людей, как ваш Турецкий?

- Лично я нет, но мне хочется верить, что такие люди есть. Встретив такого, я бы снял перед ним шляпу, потому что живется ему нелегко: добро всегда делать нелегко. Оно требует мужества. Ведь в основном мы подлаживаемся под обстоятельства, стараясь не лезть на рожон. Даже если кто-то на улице будет взывать о помощи, то это не значит, что будет услышан. Наверное, и поэтому у нас так много криминала.

- Недавно я узнала, что кто-то взломал ваш сайт в Интернете. Вам удалось установить новую версию?

- Нет, сегодня я нечасто туда заглядываю. Возвращаясь поздно вечером домой после спектакля или съемок, я стараюсь побыстрее добраться до постели, а не до компьютера. Правда, вначале, когда подключился к Интернету, то часто читал мнения зрителей о себе. Некоторые, не знаю, почему, писали хамские вещи. Для меня такие люди остаются загадкой: неужели им доставляет удовольствие писать гадости? Или у них не все нормально с психикой?..

- Вот уж никогда бы не подумала, что вы так болезненно реагируете на хамство. Ну а что же вы делаете, когда на вас нападают критики?

- С годами у меня на критиков выработался иммунитет. За свою творческую жизнь я много чего наслушался. Особенно мне было обидно, когда ругали мой любимый спектакль «Нижинский». Ведь именно после этой постановки меня заметили киношники. В последнее время журналисты стали более лояльны ко мне, теперь они не разносят меня в пух и прах, а пишут: «Домогаров играет плохо» или «О, Домогаров, еще и запел» - имеется в виду мюзикл «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Честно сказать, мне е нравится традиция, которая сложилась у нас, - писать о спектакле сразу же после премьеры, - ведь у актеров в это время поджилки трясутся, голос срывается. То ли дело в Израиле, где пускают критиков только на десятый спектакль, когда всё «устаканивается».

- Кажется, недавно, вы вернулись из этой страны? Что вы там делали?

- Вел переговоры по поводу моего участия в израильской картине. Мой герой - известный танцовщик, и у него в Тель-Авиве своя школа танцев, поэтому мне еще предстоит научиться стоять на пуантах. В этом фильме все события показываются с точки зрения мальчика, в том числе люди, приехавшие из России.

- Но давайте вернемся к мюзиклу «Странная история…» В нем вы одновременно играете и врача-гуманиста Джекила и расчетливого убийцу Хайда. Сложно, видимо, расщепить личность надвое, отделив добро от зла? Ведь в жизни все вперемешку, как у Воланда в «Мастере и Маргарите»: «То зло, которое творит добро»…

- Что касается расщепления личности, то это для меня больная тема. Порой я сам становлюсь неуправляемым, и из меня начинают вырываться несвойственные мне вещи. При этом меняется все мое поведение, даже речь. Это происходит бессознательно, как будто кто-то чиркнул спичкой. Прочитав «Странную историю» Стивенсона в детстве, я перечитал ее перед началом работы и понял – это замечательное философское произведение о том, как добро и зло уживаются в одном человеке. Если человек преступает границы и совершает зло, то над ним как бы заносится меч, и никто не знает, когда он опустится. Поэтому мы боимся темноты, неизвестности, но они для нас в то же время безумно интересны, поэтому мы все время лезем туда, тянем руку, отдергиваем ее и опять лезем.

- Этим особенно отличаются мужчины, что хорошо видно на вашей передаче «Только для мужчин», которую вы ведете на телевидении.

- Уже не веду. Я хотел попробовать осуществить свой давний замысел. Но для этого надо быть соавтором программы, участвовать в разработке темы, жить в этом, а я заканчиваю репетицию в три, лечу к пяти на телевидение, не успев вникнуть в сценарий, выхожу на площадку. Все с наскока, с лета. Нет, так серьезные дела не делаются.

- Есть актеры, которым нравится подчеркивать свое сходство с персонажем, есть те, в работе над образом идет от своей индивидуальности. Какой подход Вам ближе?

- Я всегда иду от себя, используя свои жизненные наблюдения и опыт. Вот после нашего разговора я выйду на сцену как поэт Сирано де Бержерак. У меня есть конкретный адрес – мой партнерша, артистка Ольга Кабо, но есть и мой внутренний адресат. Я произношу свой монолог, имея в виду и то, и это. Есть мощный сюжет, поэтому можно оттолкнуться от него. Ведь какую игру ведет Сирано, втягивая в нее юношу, влюбленного в Роксану? «Я буду разум твой, ты – красота моя» - говорит он. В результате этой интриги юноша погибает, Роксана уходит в монастырь, а Сирано вынужден замаливать свой грех. Он безумно влюблен в Роксану, но никогда не дотронется до нее из-за своих комплексов.

- Вы играете своего антипода – человека, комплексующего по поводу своих внешних данных…

- Мне это нравится. Сейчас уже зритель не так реагирует на слова: «красота моя до этих пор хромала». Раньше смеялись на этой фразе, теперь нет. В Сирано я кажусь маленьким – при моих 185 сантиметрах. Он очень умный, ранимый и в то же время жестокий человек. Я где-то читал, как реальный Сирано шел по улице и встретил шарманщика с обезьянкой. Обезьянка схватила его за нос, и Сирано заколол ее шпагой… Трактовки этого образа бывают разные, их море. И каждый артист играет эту роль «про себя».

- А если бы вам предложили в кино или театре сыграть самого себя, чтобы вы выделили как особенно тягостное для вас?

- Душевное неспокойствие. И в то же время для художника это благодатное состояние. Однажды в период депрессии я позвонил Саше Балуеву и пожаловался ему на жизнь, а он мне ответил: «Зато будет чем играть», то есть личные страдания актера становятся «строительным материалом» для его роли. Наверное, актеру так и надо жить, не бояться мучений, а воспринимать их как данность, ведь в конце концов все проходит, все стирается ластиком жизни.

- Все, да не все, ведь счастливые мгновения запоминаются на всю жизнь. Наверное, и сейчас у вас такое бывает?

-Я счастлив, что у меня есть замечательный ребенок. Счастлив, что его мать – моя бывшая жена – продолжает оставаться для меня самым близким другом, с которым я могу поделиться своей болью и радостью. Звучит странно, но это так, потому что моих родителей уже нет на этом свете, а она меня знает, может быть, лучше, чем я сам. Да и что такое счастье? На этот вопрос многие пытались ответить, но, увы… Лучше я вам анекдот расскажу. Встречаются два товарища: «Ты чего такой грустный?» - «Да жена ушла, дача сгорела, машину разбил». – «Ну, старик, жизнь полосатая: то черная полоса, то белая». Встречаются через два месяца, тот еще мрачнее. «Ты чего?» - «Знаешь, ты прав, то была белая полоса»…

А теперь прошу извинить меня. Пора одеваться, гримироваться, делать нос.